Совсем чуть-чуть о роли традиций в учении евангельско-протестантских общин полноевангельского толка

Просьба не судить строго. Что я написал - мое личное мнение. Здесь нет официальной позиции той или иной общины. Поэтому, (если что) все претензии - лично ко мне. Ни в коем случае это нельзя считать взвешенным, сбалансированным, разносторонним освещением какой-либо темы. Многие важные идеи лишь упомянуты вскользь и совсем не раскрыты. Какие-то мысли не доведены до логического конца. Возможно, есть и противоречия. Ведь эти мысли - как рой пчел, и чтобы получить от них пользу, нужно было собрать их в улей, то есть записать. Коммментарии приветствуются. 

Роль традиций в учении евангельско-протестантских общин полноевангельского толка

Влияние традиций на жизнь и служение общин, в которых я живу и служу почти два десятилетия, зависело и зависит от возраста традиций. А именно, наибольшее влияние оказывают самые молодые традиции, а наименьшее – самые древние. 

Несмотря на то, что мы привыкли противопоставлять себя «традиционным» церквям – в первую очередь Православию – я бы назвал наши общины «традиционными», в определенном смысле: наши учение, собрания, организационно-управленческая структура и так далее переняты главным образом у «материнских» общин, поэтому близко их напоминают на начальных этапах существования общин.

Наиболее консервативными – то есть неизменными – компонентами общинной жизни в нашем случае я бы назвал прославление и огрструктуру. Наиболее пластичным компонентом, по моему опыту, является учение. 

Опора на символы веры и исповедания минимальна. Самое большее, с чем мне приходилось иметь дело на практике в общинной жизни – Апостольский символ веры, да и то походя. С различными историческими символами веры и исповеданиями я познакомился только благодаря личной любознательности. 

Учение общин формируется наложением друг на друга, а временами и синтезом учений нескольких проповедников, наиболее часто выступающих с кафедры. Пластичность учения вызвана, с одной стороны, появлением новых проповедников и уходом старых; с другой стороны – изменением предпочтений существующих проповедников: появляются новые популярные личности, новые книги, течения, подходы. 

Тем не менее, нельзя сказать, что традиции не влияют на учение. Поскольку учение проповедников часто формируется под влиянием тех или иных известных служителей, многое из их учения заимствуется. Таким образом, учение общин строится во многом на «свято-отеческих преданиях», только «святые отцы» у нас не те, что в Православии.  

Я всегда считал, что одна из сильных сторон наших церквей – опора только на Писание в вере и служении, то есть независимость от человеческих традиций, замусоривающих Церковь.  Со временем я понял, что был не совсем прав, полагая, что мы решили проблему человеческих традиций. Мы, в действительности, часто просто меняли одни традиции на другие. 

Нет, конечно же, более современные евангельско-протестантские традиции, принятые нами, гораздо ближе к образцу Писания. Поэтому мы справедливо считаем их «лучшими» более древних, но и далее отстоящих от буквы и духа Писаний традиций Православия. Однако я хочу подчеркнуть, что мы все равно продолжаем читать Писание и смотреть на Церковь не только через очки Реформации, но и через очки тех учителей, которых уважаем и которых поэтому смотрим и слушаем. Настаивая на свободе от человеческих традиций, мы все равно остаемся в русле определенных традиций. 

Однако в некоторых ситуациях попытка опереться только на Писания кажется слабостью, а не силой. 

Первая грандиозная проблема связана с присутствием существенных расхождений в некоторых отрывках дошедших до нас рукописей книг Нового Завета. Особенно остро эти расхождения проявляются в христологии и теологии рукописей, так как александрийская семья греческих рукописей, принимаемая с конца XIX века за основу при создании новых переводов Писаний, склонна подрывать учение о Божественности Иисуса Христа и Святой Троице. Эта проблема только начинает входить в жизнь русскоязычной Церкви, поскольку новые переводы Писаний стали появляться сравнительно недавно и пока не получили заметного распространения. Англоязычная же Церковь имеет больший опыт в данном вопросе. 

Новые переводы, размывающие Божественность Иисуса Христа и троичность Бога, лишают фундамента ортодоксальных христиан, опирающихся только на Писание. И в самом деле, если главный аргумент заключается в том, что «так написано в Библии», этот аргумент теряет силу, когда меняется сама Библия. 

Здесь могла бы помочь традиция. Традиция, помнящая содержание Писания; другими словами, определяющая некий перевод Библии как «правильный». (По такому пути пошли католики, сделавшие нормой Вульгату, а также некоторые англоязычные евангельские общины, признающие только Библию короля Иакова.) Но такой подход в некотором смысле приводит к парадоксу: с одной стороны, мы хотели бы опираться только на Писание, с другой стороны мы стали бы определять содержание Писания. 

Интересный нюанс. Доверие к Синодальному переводу Библии – своего рода традиция. Я принял этот перевод от предыдущих поколений верующих. Я привык к его христологии и тринитарности. Поэтому я впитал в себя именно эту точку зрения. И новые переводы, дающие иные варианты тринитарных и христологических отрывков, вызывают у меня недоверие, опаску, отторжение. Верующие, которым понравились новые переводы, обычно не обращают внимание на новое богословие, появившееся в упомянутых отрывках. Но стоит только обратить их внимание на расхождения между тем, что было ранее в их старой Синодальной Библии и новой «проалександрийской»,  как то же недоверие и отторжение просыпается в них – в большинстве случаев. Такое отношение вызвано традицией – традицией доверия к Синодальному переводу. И эта традиция срабатывает правильно. Но эта традиция неосознанная, неофициальная. 

Аргументы сторонников «проалександрийских» переводов – сплошь ссылки на «новые научные исследования». Но сами сторонники новых переводов часто не имеют необходимой научной и богословской компетенции для вынесения суждений по поводу сравнительного «качества» переводов Писаний. Это означает, что свое суждение они выносят на основании доверия «проалександрийским» ученым – авторитетам. Это также традиция, но более молодая. 

Проблема новых переводов – совсем не нова. Она – ровесница Церкви. Она – вернувшийся вызов еретика Маркиона, который «искажает Писание рукою» (Я. Пеликан, Христианская традиция, Т. I, гл. 2, Критерии апостольской преемственности, с. 105; «Духовная библиотека», М., 2007). Более того, если привести только что процитированное высказывание Тертуллиана целиком, легко заметить, что оно указывает и на вторую грандиозную проблему современных общин нашего направления: «Один [Маркион – И.Б.] искажает Писание рукою, другой [Валентин – один из видных гностиков – И.Б.] извращает смысл превратным толкованием» (там же).  

Как я уже упоминал, учение в наших общинах невероятно разношерстное и пластичное. Несмотря на присутствие в учении разных общин общехристианской сердцевины, отличия значительны. То же самое часто можно сказать об учении в одной и той же общине в разные периоды ее существования. Проблема однако не в тех тенденциях, которые «укладываются в рамки» евангельско-протестантского богословия, а в тех, которые в эти рамки не вписываются. К последним я бы отнес веяния, приходящие извне: от понемногу набирающего обороты протестанского либерализма и стремительно набирающей обороты православной контр-реформации. (Здесь можно было бы вспомнить меньшие по значимости движения, такие как Общество сторожевой башни, Нью-Эйдж, а также всевозможных «еретичков», носящихся со своими маргинальными учениями, откровениями и т.д.) 

Как отвечать на вызовы либерализма и контр-реформации, которые иначе толкуют Писания? Классический способ – убеждение Писанием – хорош, но он требует известного уровня искусности в споре. Противник здравого учения, ловко жонглирующий Писанием, может увлечь за собой больше последователей, чем здравый и правый, но менее проворный в дискуссии служитель. В деле защиты евангельско-протестантского учения на уровне общины, где нет убедительных полемистов, очень пригодилось бы некое исповедание веры, некий символ веры, которого всегда согласна придерживаться община. Но это означало бы введение обязательной традиции, в рамках которой толкуется Писание. Именно таким путем, насколько я понимаю, пошло развитие ортодоксии в первые века христианства. Единственный ли это путь и правильный ли? 

Оборотная сторона - подозрительность слушателя по отношению к проповеднику. Традиция недоверия, так сказать. Сословие проповедников так часто было неправо, что слушатели во всем стараются найти подвох. Верующих приучили фильтровать проповеди, книги, песни. Каждый стал критиком. Причем многие критики считают, что их мнение строго обосновано Писанием. В таких условиях крайне тяжело выработать некое общее понимание Писания, которое притом выдержало бы и испытание временем - вошло в традицию. Традиции среди нас традиционно не приживаются.